Быть белорусом

«Для того, чтобы нас узнали другие, прежде нужно узнать себя. Для того, чтоб нас уважали другие, – уважать себя. А для этого, прежде всего, – перестать считать себя вечными жертвами».

Литератор и культуролог, автор проекта «Советская Атлантида» Юлия Чернявская рассуждает, что значит быть белорусом и чем белорусы отличаются от других народов.

"Почему Беларусь – не Россия"

Помню, в конце 1980-1990-х активно дебатировался вопрос: почему Беларусь – не Россия. Приводились факты, доказательства, опровержения. Нация искала путь самоопределения, отторгая опыт жизни в империях – российской и советской.

К "нулевым" этот вопрос исчез с повестки дня, пока недавно не был поставлен Сергеем Дубовцом. Несколькими часами позже появилась статья Андрея Дынько с тем же названием. На следующий день Сергей Дубовец выразил несогласие с основными тезисами коллеги, а вскоре к разговору подключился сонм экспертов. На несколько дней пользователи "Свабоды"и "НН" были обеспечены захватывающим чтением.

В широком обсуждении в социальных сетях звучали несколько вечных мотивов: белорусы – жертвы, и причина этого – наша толерантность; наше величие в прошлом; белорусы были "нацией литвинов", а стали рабами восточного соседа; белорусы утратили самобытность; белорусы – народ с размытым самосознанием, потому что не говорят по-белорусски… Эти мотивы я помню с тех же 1990-х.

Сознаюсь: то, что Беларусь – не Россия, для меня не вопрос, требующий доказательств. Это политический и культурный факт. Куда более интересно то, почему белорус, в течение столетий не имевший оснований для причастности к собственному государственному целому, остался белорусом? А значит, из какого зерна растет наша этничность?

Популярный тезис, что этничность белорусов размыта, означает только одно: она имеет не тот вид, которого хочется многим интеллектуалам. Современные свершения редко вдохновляют, да и история противоречива. Хорошо бы ее подправить, украсить, очистить, заставить сиять ярче, добавить логики и последовательности… Беда в том, что этничность не слушает ничьих пожеланий, не заботится об исполнении наших чаяний. Она прорастает из разных зерен – больших и малых, культивированных и диких. Этническая история – сущность "непричесанная", растущая в разные стороны, как все, что делается людьми. Непротиворечивая история, пригодная для всех, бывает лишь в школьных учебниках.

Гораздо важнее, что при всех трансформациях народ каким-то чудом умудряется оставаться собой. В разное время и причины этому искали различные: существовавшее в древности общее кровное родство; язык; географическое положение; единая территория; принадлежность к незыблемому (и лучше бы великому и древнему) государству; общая мифология и религия и т.д., и т.п. Но уже несколько десятилетий назад западные ученые убедительно показали: в истории народа (любого!) нет факторов, которые бы действовали постоянно. В одну эпоху важнее язык, в другую религия, в третью – положение на карте мира, в четвертую – суверенитет…

В самом деле существует достаточно этносов, которые перемещались с территории на территорию; есть земли, которые переходили из одних рук в другие; есть огромное число стран с двумя языками (а порой – с тремя и даже с четырьмя) – и не меньшее число разных народов, говорящих на одном и том же языке. Существуют этносы, которые веками не имели государства – и уцелели на карте мировой истории. Были могучие государства, стертые с лица земли. А чреватый нацизмом вопрос об "общей крови" давно утонул в самом факте многократных смешений.

В итоге выстраивается причудливая мозаика характеристик. Чем общество разветвленнее, разнообразнее, чем больше в нем групп – тем более разнообразно осознание себя. Это похоже на истинное всенародное собрание, где люди и группы – "векторы" нации. Кто-то – делегат от языка, кто-то – от фольклора, кто-то от защиты прав, кто-то от граффитистов или велосипедистов. Как писал Э. Ренан: "Существование нации - это повседневный плебисцит, как существование индивидуума - вечное утверждение жизни". Нация – не застывший в бронзе памятник самим себе: это постоянный референдум, в котором слово каждого из нас незаменимо.

Однако нужно что-то главное, то, что, как раствор, скрепляло бы кирпичики, из которых строится здание общности. Кирпичики могут меняться, но сам он должен быть крепким. Что это за раствор? Помню, как много лет назад возвращалась из архива, где работала с этнографическими материалами.

Смотрела на уставшие лица людей в метро, видя в них что-то общее, местное, свое, – и вдруг пришел ответ. Я записала его на бумажке и сохранила ее до сих пор. Там всего два слова – черной шариковой ручкой: менталитет и самоидентификация. Если эти факторы действуют – народ останется народом при всех изменениях, даже в самых сложных условиях. Именно так случилось с белорусами.

Французские историки Школы Анналов, которые, собственно, и ввели в научный оборот слово mentalite, утверждали: ментальность меняется крайне медленно, потому что она неосознанна. Трудно изменить то, в чем не отдаешь себе отчета. Люди просто думают "именно такими" смысловыми блоками, ведут себя сообразно именно таким негласным правилам, реагируют образом, отличным от "других".

В отличие от ментальности, этническая идентичность осознана. Можно находить тысячи красивых определений, но суть проста: я – белорус, потому что чувствую и считаю себя белорусом. Тем самым вопрос о том, почему Беларусь – не Россия, переводится в риторическую плоскость. Он становится литературным или ораторским тропом.

Да, слова "менталитет" и "идентичность" звучат не так солидно, как географическое положение, родство по крови, древность происхождения, великое государство и т.д. Но именно они и приводят в движение этническое, а затем и национальное самосознание. Каково оно здесь и сейчас?

Мне сняцца сны аб Беларуси...

Я задала вопрос об истоках личной идентичности знакомым и незнакомым белорусам – и получила ответы. Вместе они составили разветвляющийся, немного сбивчивый, но искренний монолог. Что ж, такова природа этничности, складывающаяся из эмоций и мыслей. Люди любят Родину по-разному. Главное, чтоб любили.

Как и следовало ожидать, для многих важными оказались славные имена земляков, события и великие свершения. Но на вопрос "Почему вы считаете себя белорусом?" отвечали по преимуществу другое:

"Мама сказала".

"Первый вздох воздуха, первый глоток воды, первый пейзаж, первая история... И к тому же все предки были и есть белорусские".

"Мне так сказали в школе, я поверила и верю. Еврейские корни дополнили веру".

"Здесь жили мои предки, которые партизанили еще в 1812-м. И здесь есть место, при въезде в которое мне иногда кажется, что я похожа на Скартлетт – эту землю можно взять в кулак и быть уверенным, что будешь стоять за нее до конца".

"Я тут нарадзiлася, тут жыву, люблю гэтую краiну, ну, i ў мяне большасць продкаў беларусы, хаця мне падаецца, што калі б усех іншых (габрэяў і рускіх) было б болей, то ўсё роўна магла б быць беларускай. Мой дом тут, хочацца вяртацца толькі сюды".

"Я знаю, где здесь могилы моих предков до прапра- (кроме сгинувших сосланных) и где были когда-то могилы прапрапрапра-. Никем иным они себя не считали. Я – их продолжение. Я выросла и живу здесь. Мне комфортно среди этих людей, мне понятны их недостатки и слабости. Надеюсь и умереть здесь же".

"Мне нравятся люди, которые тут живут (при всех недостатках)".

"Запах соснового бора, вереска, лен и васильки... Неман, парное молоко от коровы Зорьки у бабушки в деревне, Я. Колас, д. Юзик, Николаевщина.. Всех нормальных детей или в капусте нашли, или аист принес, а меня в Мирском замке нашли... Гэта Радзiма мая".

"А кем еще мне себя считать, если я татаро-еврейско-украинского розлива, но все эти крови перемешались именно здесь, причем я даже не очень знаю когда? Почва-то белорусская в основе".

"Как минимум три поколения моих предков жили в Беларуси, а о каких-то и до пятого колена могу вспомнить. Думаю, что у меня вполне национальный характер (я, в общем, склонна приспосабливаться к любым условиям, легко принимаю отличия других людей, люблю тишину, испытываю некоторые трудности с предъявлением себя обществу, немного "себе на уме", большая индивидуалистка, чем знакомые русские). Мои родители тоже считают себя белорусами и в паспортах у них это написано было".

"Толькі ў Беларусі я магу на працягу доўгага часу адчуваць сябе камфортна. Лёгка магу ўявіць сябе рускім, украінцам, іспанцам або галандцам, але толькі адчуванне сябе беларусам прыносiць мне задавальненне".

"Давно, еще в советском детстве, мы, внуки, спросили у бабушки: "В какой стране мы живем, как ты думаешь?" И бабушка сказала: "В Беларуси!" Мы посмеялись: мы все жили в Советском Союзе, так нам в школе рассказывали. А вот сейчас понимаю: мои бабка и дед вовсе не были никакими советскими, у них даже понятия такого не было почему-то. Они говорили: белорусы мы. Ну и нам всем это как-то само собой передалось, воздушным путем".

"З аднога боку – бабуля і дзед украінцы, з другога – дзед-француз і бабуля-беларуска. Нарадзілася ў Германіі, гадавалася ў Латвіі. Але Беларусь была краінай мары для бацькоў. Мы раслі ў прадчуванні разам з імі, што аднойчы прыйдзе шчаслівая будучыня і мы пераедзем дадаму, у Беларусь. Тут месца маёй псіхалагічнай раўнавагі, мае кропкі росту і канфліктаў, за Беларусь мне крыўдна, балюча і радасна. Я нарадзіла тут. Мне блізкая беларуская літаратура і мастацтва, я нібы ведаю аднекуль народныя песні і міфалогію. Мне тут прыгожа. Тут мой клімат. Тут мае перспектывы і адказнасць".

"Хотя я русскоговорящий, но белорусскую литературу люблю... Я по образу мысли – западник. При этом мне нравится русская философия и русская литература. Я ощущаю белорусскую историю своей. Я ощущаю белорусскую природу своей. Мне нравится мачанка и драники".

И наконец, два итоговых кратких отклика:

"У мяне ўсё тут і нічога там".

"Мне за яе баліць. Больш ні за якую".

Словом, белорусская идентичность имеет вид семейный, теплый, уютный. Как, впрочем, и идентичности многих не очень больших наций. Некоторые на это досадуют, мол, такие простые вещи якобы не могут вызвать "национальной гордости". Еще как могут. Как-то читала шведский текст о положительной роли поражения под Полтавой.

Автор обосновывал это так: до того мы хотели завоеваний, побед, величия, но с этого момента поняли, что должны совершенствовать жизнь в нашей собственной стране. Может быть, белорусская история, состоящая и из побед, и из поражений, ведет нас именно к этому пониманию? Как написал один из респондентов, "я белорус, потому что мне безразличны большие социальные игры. Я не поставлю политику, религию, национальные и культурные различия выше человеческих отношений".

Однако наша идентичность имеет не только ностальгический характер любви к детству, пейзажу, предкам и малой родине. Все более развивается и другой, современный тип самосознания.

Национальное самосознание

Попробуем создать собирательный образ белорусского "Я". Я – белорус, потому что, проснувшись, читаю первым делом именно белорусские новости или же новости, которые могут повлиять на судьбу моей страны. Таму, што вяду моўныя курсы і дублірую фільмы на беларускую мову. Потому что создаю пространство стартапов, публичных площадок, неформальных учебных заведений и творческих объединений. Таму, што ствараю бялізну і вышымайкі з народным арнаментам. Потому что пытаюсь выстроить здесь безбарьерную среду. Потому что меня беспокоит строительство АЭС и российские авиабазы.

Я – белорус и потому выступаю против вырубки белорусских лесов. А я – потому что вкладываю деньги в развитие белорусских детей. А я – потому что помогаю дому инвалидов. Я – таму, што працую ў Беларускім калегіюме. Я белорус, потому что хочу оставить свой след именно на этой земле. Потому что именно Беларусь – точка приложения моих знаний и усилий: политик ли я, педагог ли, врач, дизайнер или менеджер.

Я – белорус и потому раздражаюсь, когда россияне – в фейсбуке ли, или с высоких трибун – говорят: да бросьте, мы же с вами один народ. Я не имею ничего против добрых отношений с соседями, но хочу остаться собой.

Есть много способов быть частью нации. Больше – чем этноса. Потому что нация, а тем более современная – это единство разного. А цементирующий раствор – один: чувство ответственности за свою страну. Это и есть гражданское самосознание.

И когда люди говорят: "У меня паспорт гражданина Республики Беларусь" (а так отвечали многие), то мы понимаем, о чем они. В Беларуси паспорт – не просто формальное свидетельство, удостоверяющее личность. Это удостоверение страны, которой много столетий не было на карте, а теперь – есть. Современный белорус может более тяготеть к европейскому или российскому пути, но жить хочет все же в своей стране. По последним исследованиям НИСЭПИ, против объединения с Россией выступили 58% респондентов (для сравнения: в 2001 году за него выступили 57,1%). В исторической перспективе – это большой процент за краткий срок, тем более если учесть вечно сопровождающий фон российских радио- и телеканалов.

По тому же Ренану, нация – это общая память и общее забвение. И даже если не касаться периодов ВКЛ и Речи Посполитой; даже если забыть о белорусской литературе, белорусском театре, белорусской науке и живописи в СССР; даже если отсчитывать белорусскую специфику лишь от момента обретения суверенитета – наша новейшая история отличается от российской разными контрапунктами памяти и забвения. И этот процесс будет усугубляться – к радости одних, к печали других, но неминуемо. Для этого не надо враждовать. Надо, как писал еще в 1920-е годы талантливый, рано ушедший из жизни Игнат Абдзиралович, "стварыць і адпаведныя, свае, беларускія, формы жыцця".

"Другие" о белорусах

И наконец, еще один важный для идентичности момент: приятие твоего народа теми, кого называют "значимыми Другими", то есть этносами-контактерами.

О приязни россиян к белорусам говорить излишне. Только что Левада-центр провел опрос в соответствии с которым свыше 80% граждан РФ назвали главным своим "другом" белорусов. Хотелось бы, правда, чтобы эта цифра была не "в пику" Украине, но, вероятно, пока эти надежды напрасны. Конечно, многие из проголосовавших считают, что белорусы есть часть великого и могучего русского народа, а двадцатилетний суверенитет – так, историческое недоразумение. Но, несомненно, существуют и другие, тепло относящиеся к белорусам как к отдельной, хоть и дружественной нации. Им – спасибо.

А что же другие народы-контактеры – и не в соцопросе, а в обыденной жизни? Что о нас думают, знают украинцы, молдаване, грузины, поляки? Что о нас знают жители Вьетнама, ЮАР и Франции?

Вот несколько ответов:

"[Беларусь ассоциируется] с вкусной едой, красивыми лесами, и спокойными людьми..."

"Холодильники "Атлант"! Качество, проверенное временем".

А вот перевод с английского: "Вы откуда? – Из Беларуси. – Это трактор? – Нет, это страна такая. Из разговоров с жителями ЮАР и Вьетнама. Мы им в советское время много тракторов поставляли. Причем старые были супер, работают уже по 50 лет".

"Книги Светланы Алексиевич. Брестская крепость и книги Василя Быкова. Прекрасный белорусский трикотаж. У меня до сих пор исправно работает плита "Брест". Трактор "Беларус". Тот факт, что ветер принес к вам радиоактивные осадки из Чернобыля".

"...А потом старый еврей Винцевский предложил тост: "А давайте выпьем за Беларусь, которая приютила наш народ в эпоху "зоны оседлости" в Российской империи, и за тех белорусов, которые были праведниками в период Великой Отечественной!". Мы выпили и меня отпустило – есть все же благодарные люди, которые помнят о Беларуси..."

"У меня, как у любителя истории, Беларусь ассоциируется с Петром Мироновичем Машеровым, благодаря которому фильм "Восхождение" Ларисы Шепитько не "закрыли" на годы, как то случилось, например, с картиной Алексея Германа "Проверка на дорогах".

"Брестская крепость, Василь Быков,"В списках не значился", Шагал, Сутин, Беловежская пуща, памятник "Яма" в Минске".

"Личные впечатления после нескольких поездок: простор, леса, люпин вдоль дорог и чрезвычайно открытый, дружелюбный народ. Исторически – терпеливый, настрадавшийся от бесконечных войн и переделов. Чернобыль – сюда же. В культурном плане – Витебская школа, Шагал и целый ряд талантливых художников".

"У меня одна ассоциация, точнее воспоминание: в 7-м классе проходил конкурс дружбы народов, нашему классу досталась Белоруссия. Мы заняли первое место! Я танцевала в национальном костюме! Приятно вспомнить! "

"Белорусы – люди что надо, всех кого встречала – все замечательные, добрые, поэтичные, широкой души люди".

"...Живет в белорусском Полесье кудесница Леся-Алеся... А я лягу-прылягу. Край гасцінца старога... Родина моя – Белоруссия..... Вот это сразу звучит".

"Сослуживец из Кёнигсберга просил передать: красивые девушки и Шагал, а библиотека не понравилась".

"Однажды я познакомилась с молодой женщиной за соседним компьютером. Она оказалась родом из какой-то южноамериканской страны. Когда она узнала, что я из Беларуси, восторгам не было конца. Оказывается, они обожали белорусский балет, который приезжал к ним на гастроли. И я была для них как бы частью этого мира... Я сразу вспомнила "Кармина Бурана" Орфа, на который невозможно было купить билет".

"Два гады таму са спектаклем "Вяселле" мы ездзілі па Францыі. Прыехалі ў Эўры, ужо цёмна было і працавала толькі маленькая прадуктовая крама, якую трымалі вясёлыя афрыканцы. Калі мы туды зайшлі, яны запыталіся адкуль мы. Пачуўшы, што з Беларусі, пачалі ўлюлюкаць, скакаць і крычаць "БАТЭ-БАТЭ!".

"Помнится, очень любила по приезде смотреть на местном телевидении выступления фольклорных коллективов: очень нравились народные танцы в костюмах. "Песняры" для меня тоже были частью Беларуси, но их часто можно было увидеть на ЦТ, сидя дома в Риге. Еще из ассоциаций - картошка, много-много разных свиных колбас и "Грильяж". А еще мне казалось, что все леса вдоль дороги полны волков, но это уже детская буйная фантазия".

"2008 год. Днестровский лиман. Молодая семейная пара из Питера, с которыми мы познакомились в пансионате, заказала для нас песню, не предупредив какую. И вот когда в час ночи над лиманом по всей округе разнеслось: "Запаветны напеў, далячыняў смуга", причем в исполнении на белорусском языке, все присутствовавшие на теплоходе в один голос подтянули и пели до конца "Белавежскую пушчу". Я был горд, счастлив.

Пели все: русские, украинцы, молдаване, грузины. А когда по окончании песни диджей объявил, что эта песня была для нас, для белорусов... Все аплодировали нам около пяти минут, многие подходили пожать руку, обнимались, фотографировались. До конца дискотеки люди еще подходили и подходили с добрыми приветливыми улыбками, жали руку, обнимались, и было очень приятно слышать впечатления о том радушии и гостеприимстве, с которыми их встречали у нас в Беларуси".

И дальше - пунктиром. Не по значимости, по порядку:

"Песняры", Василь Быков, Беловежская пуща; спокойные, с "финским" темпераментом жители; и вновь Беловежская пуща, и вновь Василь Быков и Светлана Алексиевич; Гомель, Чернобыль, "стабильность", понятный язык; потрясающие фонтаны в центре Витебска; шампуни и маски для волос от "Витекс" и "Белита"; красивые добрые люди, приятная речь, лен, сладкие фрукты, Брестская крепость и любимая "Милавица"; и, конечно же, бульба; трикотаж, серый спортивный костюм, пинские трусы; березовый сок, зубры, фантастические деньги, кассы, "советская милиция", люди в куртках от спортивных костюмов, городские парки и вкуснейшие пирожные из детства.

Эти и другие отклики можно систематизировать, классифицировать, разложить на составляющие – я намеренно не делала этого, оставила тем потоком сознания, которым писали люди. И даже если эти символы покажутся кому-то малозначащими и устаревшими – это уже что-то. Увы, символ нельзя создать по собственному желанию. Надо просто продолжать создавать свои формы жизни. Для того, чтобы нас узнали другие, прежде нужно узнать себя. Для того, чтоб нас уважали другие, – уважать себя. А для этого, прежде всего, – перестать считать себя вечными жертвами. Остальное приложится.

Автор благодарит всех, кто откликнулся на вопрос о белорусской идентичности. Дополнительная благодарность Татьяне Монтик за привлечение к обсуждению граждан Грузии и Украины.